Для девяносточетырехлетней геничанки Доры Андреевны Кириченко война не делится на Вторую мировую и Великую Отечественную. В её судьбе было одно страшное слово «война», которая ворвалась в жизнь неожиданно, отобрала юность и оставила горечь в душе, непроходящую и постоянно напоминающую о том, что пришлось изведать.
2013 год. Дора Андреевна нянчит правнучку Алину
Война!
Война застала Дору в поле в селе Бехтеры тогда Николаевской области, куда она с подругой устроилась работать в местный колхоз на прополку. 22 июня над ними пролетел самолёт и сразу же послышался крик: «Ложись!». Девчонка, только закончившая 7 классов в родном селе Новая Збруевка Голопристанского района, потом поняла, что происходит что-то ужасное, доселе неведомое. Война!
Из Бехтер с трудом перебралась в свое село, через которое отступали красноармейцы, следовавшие до Скадовска. А вскоре за ними пришли немецкие солдаты, оккупировавшие уже соседние населенные пункты и ведущие себя по-хозяйски в Новой Збруевке: отбирали у населения всё, что им было нужно, унижали всех, кто попадался на их пути или оказывал сопротивление. А затем начались так называемые добровольные наборы в Германию, где ожидала всех «счастливая» жизнь и работа на благо «Великого Рейха».
В Германию — в товарном вагоне
5 сентября 1942 года проходил третий набор. Брали всех подряд. Дору Кулинич (фамилия в девичестве) тоже предупредили, что ей ехать в Германию. А девочке только через полтора месяца должно было исполниться 16!
Утром немцы с автоматами наперевес и полицаи из местных ходили по дворам, сгоняя всех предупреждённых на сельскую площадь, оттуда — в райцентр Голая Пристань и на речном пароходе — в Херсон. Большая часть будущих остарбайтеров — девчонки, хрупкие, тоненькие, с косичками, которые им в дорогу заплели мамы, рыдая над ними. В руках школьные портфели, сумочки. Вот такую рабочую силу погрузили в товарные вагоны, приставив к ним немца с винтовкой.
Первая остановка — польский город Краков. Здесь все должны были пройти дезинфекцию, чтобы не принести немцам никакой заразы. В Кракове Дора и её подруги увидели наших военнопленных. На всю жизнь запомнились измученные солдатские лица, пленные были ранены, у некоторых не было руки или ноги. Они смотрели и молчали, словно стыдясь своей судьбы.
«Всё, что было у нас съестного — пирожки, коржики, хлебушек, — мы стали бросать за ограду из двойной колючей проволоки. Пленные поднимали наши гостинцы, а немцы били их за это прикладами по голове», — делится горькими воспоминаниями Дора Андреевна.
Работа на военном заводе
В назначенное место в Германии их привезли как на продажу. Построили в четыре шеренги. В первых двух — девушки постарше, покрепче. Их в основном отбирали немцы себе. В шляпах, в очках, в плащах, невысокие с круглыми животиками вместе со своими жёнами, они показывали тросточкой на тех, кто будет работать на них. Остальных — на заводы и фабрики.
Дора была в числе остальных. Её отправили на завод. В цеху стоял невероятный гул. В нём паяли трубы. Девчонку посадили за станок и начали обучать премудростям её будущей работы. Немец удивился её сообразительности и пожелал оставить Дору своим помощником. Но девушка дерзнула отказаться.
Ведь 12 девчонок из Новой Збруевки отправляли в Ганновер. К её удивлению, ей разрешили присоединиться к односельчанкам. И вскоре все они очутились на военном заводе, который переоборудовали из кондитерской фабрики. Теперь здесь производили алюминиевые пластинки для самолётов. На заводе работали и украинцы, и русские, и немцы, и поляки. За всеми наблюдали надсмотрщики.
1943 год. Ганновер.
Они пресекали все разговоры и не давали возможности общаться работающим. И более всего следили, чтобы немки не подкармливали остарбайтеров. И всё-таки те умудрялись под¬сунуть бутерброд или просто кусок хлеба. А главное — не выдавали тех, кто тайком на пластинках писал песни и стихи на родном языке. Затем эти «испорченные» пластинки снова возвращали на завод, и немцы пытались узнать, кто писал.
Хотелось не просто плакать, а выть...
Жили остарбайтеры в бараках при заводе. Но вскоре всё чаще и чаще стали бомбить Ганновер, и работающих перевели в загородный лагерь. Он был больше похож на то место, где жили военнопленные. Та же колючая проволока в два ряда, по ней пущен ток, всюду немцы с автоматами и собаками-овчарками. В этом лагере было много белорусов, они жили здесь целыми семьями. Как только объявлялась воздушная тревога — всех в бункер.
«Я не хотела идти в бункер. Мне, измотанной работой и безмерно тоскующей по Родине, было всё равно. И от немцев-надсмотрщиков часто получала плёткой. Теперь понимаю, что такая „забота“ о нас была потому, что отступающим немцам нужна была бесплатная рабочая сила», — продолжает свой рассказ Дора Андреевна.
В лагере был установлен военный режим, и после девяти часов вечера он словно вымирал. Немцы проверяли комнаты. Доре Кулинич запомнились немец-«парикмахер» в белом халате, а рядом с ним настоящий фашист с плетью, которой бил всех, кого увидит. Не обошла эта участь и девушку-украинку. Фашист только за то, что она стояла на пороге комнаты во время обхода, со всей силы влепил ей пощёчину. Хотелось не просто плакать, а выть. Но девушка сдержала слёзы, а всю свою обиду вылила на страницах письма подруге, написав в конце: «Вот так мы и страдаем в проклятой Германии».
Вместо концлагеря — тюрьма
Через несколько дней поляк-переводчик сообщил: «Завтра будет для всех большая беда». И она пришла к Доре Кулинич. Письмо её побывало в гестапо. Отпираться было бесполезно. Вместо ожидаемого концлагеря, откуда возврата нет, девушка очутилась в тюрьме. Везли туда её и ещё несколько непокорных на «черном вороне». Начальник тюрьмы отправил заключённых под холодный душ. На левый рукав — нашивку «ост» и сообщение — «На свободу 19 апреля».
За три дня до окончания срока от отчаяния увидеть родную землю запела «Раскинулось море широко, и волны бушуют вдали...». Дверь распахнулась и на пороге появилась жена начальника тюрьмы с вопросом: «Кто пел?».
«Среди заключённых были две немки, которые называли меня Диной. Они и выдали меня, — продолжает Дора Андреевна. — Начальник тюрьмы, видимо, не хотел обострять ситуацию. После разговора со мной он всё-таки „притушил пожар“ и вынес наказание — три дня не давать есть».
Всё выдержала украинка. Девушки, ждавшие её в лагере, уже не надеялись увидеть Дору живой. Когда увидели, расплакались, обнялись. Это был 1944 год.
Освобождение
А через год, 5 апреля 1945-го, английские и американские войска освободили остарбайтеров. Ганновер бомбили нещадно. Всё горело вокруг, город сравнялся с землёй. Всех сосредоточили в лагере, подселив в него и военнопленных итальянцев. Вскоре всех работающих в Ганновере перевели в город Туттлинген.
Прошли комиссию через госбезопасность. Группами по областям отправляли домой.
Возвращение на Родину
В родную Новую Збруевку Дора Кулинич вернулась в октябре 1945 года. Здесь уже налаживалась мирная жизнь. Было большое желание учиться. Хотя помогать особо было некому. Мама Доры умерла ещё в 1939 году, отец тяжело болел (во время войны работал в тылу, в Челябинске, на военном заводе).
Мечта стать медработником сбылась. Окончив 8-й класс, девушка поступила в Херсонскую медицинскую школу и стала потом фельдшером-акушером. По распределению в 1949 году была направлена в Геническ. Так наш городок стал этой девушке второй малой родиной.
Так выглядела Дорпа Андреевна (в первом ряду - посредине) в студенческие годы
Дора Андреевна Кириченко стояла у истоков санстанции, где и завершила свой трудовой путь в 1994 году.
О войне Дора Андреевна вспоминает неохотно и тяжело. Но понимает, что делиться своим переживанием иногда нужно. Ведь без прошлого нет ни настоящего, ни будущего. А кто расскажет нам о прошлом правдивее тех, для кого оно было военной юностью, вдали от родины не по их воле, а по неписанным законам войны?..
Анастасия Федосова,
студентка факультета политологии
